Годы надежд и испытаний

Жестокие были соседи «камаи» – так называли люди Камских. Был у них сын Иван, старше меня на шесть-восемь лет. Он был дураковатым и довольно сильно. Помню, как он матерился, как говорят, безбожно: и в бога, и в тридцать три креста, и прочее, качаясь при этом на качелях, устроенных молодежью в переулке между домом Якова Клюшкина и Кости Солдатова, через три дома от нас. По этому переулку ходили в родник за водой и как раз мимо той злополучной бани, за осколок стекла которой чуть не прошелся по моей спине ремень. Но мне помог Бог, которым я божился перед мамой, а в него мама верила свято.

И вот этот Иван, если опаздывал к обеду, а опаздывал он часто, оставался голодным – такой у них был порядок. Я, бывало, прибегу домой, отрежу кусок хлеба и опять на улицу, а у Камских такого не было. Если вечером опоздал к определенному часу (или установленному), то в дом не попадешь – ворота с калиткой закрыты намертво. Однажды Иван ночевал в колоде, в которой кормят лошадей, прикрывшись соломой. А утром хозяин, Алпаев Федор случайно чуть не запорол его вилами.

В глубине нашего двора на грани с Камским был саманный хлев с хорошей дверью и окошечком (там зимовали овцы, а осенью, как правило, лежало много арбузов: ешь – не хочу). Над ним, поперек всего двора была крыша. Зад двора – каменная стена с дверью. И вот залез Иван на этот хлев (там неслись куры), а там, около гнезда вместо яиц лежала круглая буханка хлеба, испеченная мамой и зимнее женское пальто.

Обосновался Иван неплохо: и еда, и тепло, и сено под ним душистое. Мама обычно пекла хлеб, чтобы хватало надолго, и хранился он и мука тоже в каменной кладовке и никогда не закрывался на замок. Если кто-то спросит, зачем не запираешь, она всегда говорила: «А Бог-то не допустит, чтобы украли или еще что-то». Видно Бог пожалел тогда  Ваню-дурачка, вечно голодного и холодного.

Может вскоре после этого случая или чуть позже, узнаем мы, что Иван каким-то образом – видно голод погнал – оказался у татар. Они жили по реке Дёма километрах в десяти. Видно он что-то украл, и они посадили его задом на кол, а потом его привезли к деревне, чтобы он мог добраться до «родного дома». Умирал он на соломе в каменном хлеву, даже не побывал напоследок в доме, как все. Вот так обошлись с ним родители, не убоялись Бога. А ведь тоже были староверы. Правда, у них была своя церковь, где был попом Лосев. Принадлежали они к австрийской вере.

В раннем детстве у нас было две лошади: Рыжуха и Рыжко. Бывало, мы с Гриней пойдем по нужде под сарай. Рыжко, если забудешь про его существование, обязательно схватит зубами с головы шапку и начнет ее трепать, потом бросит.

От Рыжухи появилась и выросла Лысуха. Умная была лошадь. Паслась, как обычно, за огородами, около нашего амбара. Пошел я как-то за ней, но она не позволила мне надеть на нее уздечку, толи я грубо с ней повел себя или ей еще погулять захотелось. Потом пришли с братом Иваном – ему тогда было года четыре. Он подошел к лошади и говорит, не выговаривая букву «Л»:

– Высуха, Высуха, говову вниз, говову вниз.

Она нагнула голову так, чтобы он мог надеть на нее уздечку. А двойной повод брат сразу перебросил на шею. Потом он ухватился правой рукой за гриву у холки, левую ногу на ремень уздечки и Лысуха сама подняла голову, тем самым поднимая Ивана, и он сел верхом.

Чтобы привезти мякину, на гумно ездили на санях с кошелкой – большой плетеной из лозы корзиной, которую ставили на сани. Лысуха и без вожжей знала, куда и зачем надо ехать.

Поили скотину в колоде водой из колодца, который был на грани двора с соседом – Камским Никитой. Отец выкачивал ведро из колодца, мне хотелось тоже делать как он. Но отец на мою просьбу «крутнуть» сказал:

– Рано тебе, сынок, еще нужно подрасти, а то не удержишь в руках рукоятку, она тебя может ударить по голове.

Рядом с колодцем был у нас погреб с навесом от летней жары. Весной мы с отцом в погреб набивали снега. Ведь там, в кадушке, на весну и лето было заложено соленое мясо. Зимой зарезали быка. Резать приходил дядя Харлам. Сперва он ударил быка кувалдой по лбу, бык сразу упал.

Узаконенное веками правило поведения староверов: зашел в дом к кому-либо – клади три поклона и говори:

– Мир дому сему.

Ему обычно отвечали:

– Слава Богу.

Уходя тоже человек (пожилой, конечно) говорил, положив три поклона:

– Простите Христа ради.

Ему отвечали:

– Бог простит.

А если хозяева дома обедали, то вошедший говорил:

– Хлеб да соль.

Ему, конечно, в ответ:

– Садись обедать с нами.

Так вели себя в те годы старые, верующие в Бога люди.

Прежде, чем сесть за стол обедать, вся семья молится. Сели за стол, опять надо перекреститься и только тогда можно браться за ложку. Ели из одной чашки, глиняной или деревянной. Сначала хлебали щи, а потом поступала команда  брать мясо. В те годы из детей мы были двое – я и Иван, и драки из-за куска мяса не было. А может быть, и мяса не так уж мало варили.

Страниц: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50

Опубликовано в Проза, просмотров: 87 200, автор: Kabanov (44/72)