Годы надежд и испытаний

Помню, работали у нас двое – отец и сын. Отца звали Сафа Латыпыч, а сына – Миллион (Минияр). Двадцать лет спустя, в 1947 году, я был уполномоченным⁷ от райкома на уборочной в татарской деревне Ново-Аврюзово. На току один татарин вдруг спросил, как моя фамилия. Потом он рассказал, что валял валенки у нас и у деда. Я ответил, что все помню, и как кого звали, тоже помню. Миньяр и говорит:

– Это же бит, родня, давай переходи ко мне!

Я 1перебрался к нему от старушки, куда был поселен, и  десять дней находился у «родни». А потом и Миньяр бывал у нас в Раевке «на пожарке»⁸ где мы жили. А через два года он нашел в своей деревне амбар, который продавался. Мы его купили и перевезли на лошадях в Раевку, где из этого амбара построили дом отцу (в том же переулке, где уже был мой дом).

В деревне была своя церковь и свой батюшка. Иногда приезжали и более высокие духовные лица. Где-то в двадцать пятом или в двадцать седьмом году приезжал на моление (был какой-то праздник, возможно, Троица) епископ из Бугуруслана. Остановился он в дому Ситникова Павла (через два дома от деда Василия). Очень красивый был дом. Помню, как от дома до самой церкви настелили из половиков дорожку. В церкви, по середине  сделали ступенчатое возвышение из досок и тоже покрыли  красной материей. Он поднялся на это возвышение и крестился не голой рукой, как, обычно, наш батюшка, а с расписанной, как риза, длинной лентой.

Наверное, потому после, когда шел маленький дождик, мы пели:

– Дождик, дождик, перестань, я поеду в Буруслан Богу молиться, царю поклониться.

В то время в деревне многое из одежды делали сами. В том числе и белье. В каком-то году в нашем огороде была посеяна конопля. Потом, как только поспела, ее скосили и разложили в речке, чтобы намокла и волокна отстали от стебля. Потом сушили и на мялке ломали стебли. Затем в большой деревянной ступе деревянным пестом окончательно разбивали стебли и отряхивали от остатков кострики. После этого на больших широких деревянных гребнях расчесывали кудель, делали отдельные мочки. А из этих мочек на пряхе пряли нити. Все эти операции в основном делала мама. Потом в передней избе поставили ткацкий станок, и мама стала ткачихой. Ширина полотна была сантиметров пятьдесят. И весь этот титанический труд был нужен для того, чтобы из этого полотна сшить пацанам штанишки, отцу подштанники, маме нижнюю рубашку, а также на утиральник (полотенце) и другое. Этими же нитками подшивали валенки. Для этого на концы нити прикручивалась свиная щетина, при случае выдернутая со спины живой свиньи.

Как-то, когда мама ткала, а я смотрел как она то влево, то вправо толчком кидала челнок. Вдруг прибегает Гриня и говорит, что в деревне Подгорная пожар, и мы побежали смотреть на пожар в Подгорную (за километр от Елатменки, вниз по ручью, на его правой стороне). Горел дом их родственника. В деревне у нас в те годы пожары не случались и поэтому нам, хотя  было и далеко, очень хотелось посмотреть, как горит дом. Видимо детям огонь кажется чем-то невероятным, сказочным.

И может быть в том же году, но зимой мы увидели пожар уже на западной стороне, в мордовской деревне Ключовке, и тоже несколько мальчишек побежало туда. Я тоже. А ведь от дома туда километра полтора будет. Немного мы не добежали до пожара, догнала на лошади моя мама (она ехала к отцу в Ново-Константиновку, которую мы называли просто Константиновкой) и посадила меня в красивый, обтянутый материей возок. Его одолжил сосед наш – Камский Никита.

Горел крайний от нас дом. Проезжая мимо, я с вожделением смотрел, как падали горящие стропила и жерди, разбрасывая искры. Хозяину горе, а нам – созерцание чего-то таинственного.

Потом мы с мамой приехали  в Константиновку. Но отца в магазине не было. Мама забеспокоилась. Мы заехали к его напарнику Юнаку Алексею. Оказалось, что отец, уехал за товаром и пока еще не приехал.

Как-то находились мы с мамой в передней избе, вдруг вбегает к нам разъяренная соседка Фекла Камская (сестра Григория Кадысева) с поднятыми кулаками и требует (хорошо, что только требовала) чтобы мама набила меня.

– Он разбил в бане окошко, набей сейчас же ему.

Я, конечно, напугался, не конфетами ведь собирается угощать. Я перед мамой стал креститься и говорю:

– Ей богу я не был даже у бани, а был около качели и не знаю ничего.

Фекла все шумит и говорит, что ей кто-то сказал, что я разбил. Кое-как крестясь перед иконой, я убедил маму в своей невиновности. Соседка ретировалась, негодуя, что-то ворча до двери.

Страниц: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50

Опубликовано в Проза, просмотров: 87 172, автор: Kabanov (44/72)