Годы надежд и испытаний

В конце лета наш взвод переехал на разъезд «Баррикады» (меж какими станциями, не знаю). Там было небольшое сооружение, возможно для инструментов железнодорожников. От деревни, что виднелась по ту сторону разъезда, шла толпа жителей. Тут паровоз подкатил два двухосных товарных вагонов. Бабы ревели, молодежь плакала. Встали мы напротив разъезда недалеко. Мой командир с другими ушли, вроде выбирать позицию. Я остался один, и тут еще пришел ротный санинструктор. Его обычно мы видели не более чем один раз в год. Машина была ничем не замаскирована. И тут появился немецкий самолет-разведчик курсом прямо на меня. Я мигом в наплечники установки, а санинструктор испуганно закричал:

– Куда, куда ты?

– А для чего же мы приехали на фронт? – отвечаю ему.

Прицелился и жду, когда он подлетит поближе. В это же время сам говорю: «Давай поближе, поближе…». Скосив глаза, смотрю на санинструктора, и смех берет: чем ближе самолет, тем он все ниже и ниже опускается в свой окоп, при этом на весу в руках держит солдатский котелок с молоком, вероятно купил его в деревне, откуда пришла толпа. В такой позиции, когда самолет летит в лоб, очень хорошо стрелять. Но видно летчик заметил нашу незамаскированную установку (других в моем поле зрения не было видно), резко повернул обратно, лишив меня возможности открыть огонь. Потом паровоз с двумя вагонами двинулся на восток. Оказывается, это молодежь забирали в ФЗУ²⁸. Поэтому было много плача и слез.

Кажется, здесь потом мы с комиссаром играли в шахматы, причем на равных. Затем нас снова направили в другое место по этому «мешку».

Ближе к осени, а может быть и зимой, уже не помню, на один день забрали у нас вшивые шинели на пропарку. Говорил кто-то, что так только лошадей от заразы пропаривают. Вшей-то наших уничтожили, но сожгли локоть рукава моей шинели. Пришлось мне латать чем попало дыру. А то, что мы сами не мылись, это было неважно.

 

 

Наступление

 

Весной сорок третьего мы всем полком стояли на станции Дабужа. Полк — это три батареи тридцати семи миллиметровых пушки, рота (восемь установок спаренных крупнокалиберных пулеметов) и наша рота счетверенных пулеметов. И всем полком пропустили немецкий самолет. Был проливной дождь, а он летел низко над лесом, с юга, где были немцы. Но зато, когда с той стороны появился свой самолет  стреляли до тех пор, пока он не дал знать ракетой. Наш летел с севера, где тоже были немцы. На фронте так и говорили: «Бей своих – чужие бояться будут». Конечно случалось всякое и со всеми. За это нам к первому мая, чтобы в другой раз не ошибались, дали не белые сухари, а черные и капусту не белую, а с самого низа, где зеленые листья.

Вот в это время у меня появилась «куриная слепота». Это болезнь глаз, когда после захода солнца ничего не видишь. А на посту все равно стоять надо. Вместо четверых нас было только трое с шофером. Ходить мне было нельзя – мог уйти куда-нибудь, а как встанешь – моментально засыпаешь и падаешь, как  мешок. Только после трех болезненных «молочных» уколов я стал видеть. Чтобы не было такой болезни, нужен был рыбий жир, но его не было.

Однажды пришлось за пять минут (столько времени нам дал лейтенант) съесть суп-кашу, которую я только что сварил. А к вечеру у меня начался кровавый понос. Наутро наш полковой врач отвел меня в госпиталь, находящийся рядом на станции Добужа. К тому времени станция, конечно, была только на карте. Целый год я мечтал поспать хоть одну ночь, не вставая. И вот тут моя мечта сбылась. Я спал двое суток. Просыпался только, когда медсестра приносила поесть сухари с рисовым отваром. Лежа на левом боку, правой рукой освобожу тарелку и опять спать. На третьи сутки к ужину уже встал сам и ел на тумбочке. Спал на мягком матрасе и подушке – это же такая благодать! Ведь целый год спали летом и осенью в окопе, подстелив под себя шинель и накрывшись ею же. Под голову противогазную коробку. Зимой спали в землянке. Если есть, наложишь елового или соснового лапника. Солому нам запретили, так как в ней заводились мыши, и от их укусов солдаты болели.

Прибыли мы на станцию в марте, уже таяло, а мы еще были в ватных брюках и валенках, которые нам дали где-то в январе. А до января немало намерзлись в ботинках. Теперь же по лужам ходили в валенках, а ночью, как назло, сильный мороз…

Слева у дороги, в лесу, были замаскированы склады вооружения. И теперь, перед наступлением,  они пополнялись под нашим прикрытием.

К первому маю дали нам на расчет небольшую посылку, а в ней было маленькое зеркальце. Глянул в него и обнаружил, что у меня белые виски. Думаю, что это результат первого дня пребывания на фронте, а может быть и последствие бомбежек во время наступления.

Страниц: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50

Опубликовано в Проза, просмотров: 87 183, автор: Kabanov (44/72)