Годы надежд и испытаний

Целый год мы стояли в обороне и, переезжая с места на место, пугали немецкие самолеты.

Как-то меня, на время,  перевели в другой расчет. Все расчеты друг от друга находились на расстоянии два-три километра. Рядом был наблюдательный пункт батареи. Я пополз к нему посмотреть в стереотрубу. Смотрю, по деревне, как на параде, идет рота немцев, вероятно на обед. Сбоку шагает офицер и командует. Я спрашиваю, почему не стреляете, немцы даже по одному человеку бьют из артиллерии? Оказывается был установлен лимит – десять снарядов в день, и наши его уже израсходовали.

Немцы ночью беспрерывно стреляли ракетами, и было светло как днем. Наши – ни одной ракеты. Даже воровать картошку в поле было опасно. А приходилось. Когда между выстрелами было темно, подкапывали.

На седьмое ноября приезжали к нам артисты. Мы – трое слушателей, сидели на ступеньках, а артисты в землянке пели под баян. Мы аплодировали им. Пока мы слушали, один из приезжих стоял на посту.

Не успел пожить в своем новом расчете, как меня снова переводят уже в третий расчет. Прихожу туда, а там вместо четырех человек осталось только двое. Причем командиром был назначен шофер. Куда подевались старый командир расчета и наводчик, мне было не понятно. Да я никогда и ни кого об этом не спрашивал. Зачем мне это? Я беспрекословно и молча выполнил приказ командира взвода младшего лейтенанта Радионова Ивана. Кстати, образование  у него было всего один класс. Я это знал, так как еще до войны, когда мы были на острове Нарген (в двенадцати километрах от Баку), солдаты с разными вопросами обращались не к нему, а ко мне. Да и он сам их отправлял ко мне. За глаза, конечно, некоторые его называли «Ваня промыкашка».  Вот и такие офицеры были на фронте.

На фронте многие курили. Нам выдавали табак. Это были одни стебли  без листьев. При курении искры разлетались в разные стороны, попадая на брюки и гимнастерку, прожигали в них дырки. Однажды я пошел к артиллеристам, что стояли позади нас и разжился у них домашним «самосадом». Перед единственной пушкой (а их в батарее должно было быть четыре) все поле было изрыто воронками от снарядов. Немец даже шрапнель бросал. Для безопасности я встал у входа в землянку и стал считать число снарядов, выпущенных немцами. Насчитал пятьсот. Ребята говорили, что у немцев наблюдательный пункт находился на водонапорной башне, в которую наши снаряды  попадали, но разбить башню не удавалось, потому что снарядов было мало — все было брошено под Сталинград.

В расчете нас было трое, а положено – четверо. Как-то прислали к нам в расчет четвертого солдата. Но пробыл он у нас не долго, с полмесяца. Уж очень был болтливый. Говорил, что был в плену, хлестали его чем-то по спине. Рассказывал нам разные анекдоты, вроде былей, про правительство. Слушали его, конечно, молча. Ничему не удивлялись и не возмущались. А он как появился – так же тихо и исчез. Кто его подослал и зачем?

Опять мы остались втроем. В расчете были часы – ходики. Где-то их раздобыл наш шофер. Наверное, в деревне, которая была пустой – ни одного жителя. Ходики были старые, часто останавливались. Бывало, стоишь на посту, захочешь узнать время, зайдешь в землянку, а они стоят. Подведешь их, примерно поставишь время и пустишь. Сам же опять идешь на пост. Когда холодно, чтобы согреть ноги в ботинках с обмотками,  бегаешь вокруг  землянки, стараясь выбирать, где снег поглубже. Бывает, сам вспотеешь, а ноги так и не согреются. Снова забежишь в землянку, чтобы подвести ходики, прикинув, сколько они примерно простояли. Вот так и мучились ночами больше чем полтора года, пока не появились нормальные часы.

Кажется, в конце января прибегает посыльный от командира роты и велит немедленно выезжать в деревню, где будет сбор и дальнейшее движение. Мы быстро откопали от снега спуск в окоп для машины. А пока шофер заводил  мотор, спуск снова засыпало снегом – такой был буран.  Пришлось снова откапывать. Но делали уже это по одному метру: машина пройдет до снега, потом еще откапываем до тех пор, пока установка не выехала из окопа. Но это было еще полбеды.

Рядом с нашим местом на санях ездили фуражиры (в то время пушки, которые мы охраняли, передвигались на лошадях) и накатали дорогу. Так вот надо было, чтобы наша машина встала правыми колесами с надетыми гусеницами на эту наезженную дорогу, а под левой гусеницей надо было убирать снег лопатами. А лопаты были штыковые.  Чтобы добраться до деревни, где дорога от снега была очищена специальной командой, нужно было очистить от снега еще метров восемьсот. Там уже можно было снять гусеницы. А пока доберешься до места назначения, сколько еще раз встретятся снежные переносы! Надевать и снимать гусеницы тоже тяжелое дело. Одному их в кузов не забросить. Поэтому сначала пытаемся проскочить без них, если не получалось и снега немного, очищали дорогу лопатой.  К тому же с гусеницами машина едет медленно, а надо торопиться.

Страниц: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50

Опубликовано в Проза, просмотров: 87 173, автор: Kabanov (44/72)