Годы надежд и испытаний

Дед Василий был и деревенским и церковным старостой. Это было естественно, так как он был инициатором переезда на новое место жительства и основателем самой деревни. Сходки собирались около самого большого в деревне дома Камского Мартьяна (этот дом потом пошел под школу), где и решались все деревенские вопросы. Потом уж появился сельсовет. Мне кажется, мой отец был первым секретарем сельсовета, а Солдатов Иван – первым председателем. Грамотных тогда в деревне не было, а отец до сельсовета несколько лет работал в качестве представителя от нашей деревни в потребкооперации. Магазин потребкооперации тогда находился в Константиновке, поэтому вместе с жителями нашей деревне в этом кооперативе состояли и константиновские. А Елатменский сельсовет располагался в большом доме Бабкиной Домны. Там тогда крутили немое кино (конечно, вечером).

Грамоте отца, да и многих других в деревне,  обучила монашка Евпраксея. Жила она в келье (маленький домик, от этого и произошло выражение «келейное решение», то есть вдвоем, без участия других членов). Келья эта находилась в переулке рядом с домом Кабанова Харлама – свекра тети Гали. Позади кельи стояла небольшая церковь, в которой молились «беспоповцы»¹². Старшим у них и был свекор тети Гали. Прихожан у них было очень мало.

Была в деревне еще одна вера – австрийская. И церквушка была своя, и поп свой – Лосев. Прихожан тоже было очень мало, а после смерти попа (я был на похоронах, видел, как ему на грудь положили деревянную икону, как и положено хоронить попа) их церквушку купила на дрова наша старообрядческая церковь. У нашей церкви была колокольня, и был большой колокол, который весил несколько пудов. Когда-то я читал надпись по его краю, сколько же пудов он весил и кто его отливал, но что там было написано, уже забыл. Был еще небольшой колокол и четыре маленьких с разными голосами. Зимой во время метели в большой колокол звонили редкими ударами, чтобы заблудившийся человек мог выйти на звон. Но в тридцать четвертом году «энтузиасты» сбросили все колокола на землю – видимо, мешали думать, как лучше разорить деревню.

Церковь была большая. В дощатом приходе (паперти) на колокольню вели две большие лестницы. При входе в церковь находилось отделение для женщин. По обеим сторонам имелись небольшие перегородки и на полках стояли иконы. Там прихожане ставили свечки. Далее был зал для мужчин, и так же по бокам перегородки с иконами. Эти стороны назывались клиросы. Там мужики читали, пели – то на левом клиросе, то на правом. Иногда все сходились на середину (а она выше всего пола) и пели напротив алтаря из которого выходил батюшка (поп) и кадил кадилом по всей церкви. Кадило раздувал приставленный для этого один и тот же человек.

На большие праздники – крещение, пасху, троицу – приходили люди из деревеньки Подгорной, которая находилась в километре от Елатменки с правой стороны речки, вниз по течению. Там было шесть-семь домов. Приходили и из Боклы (деревня в двух километрах с левой стороны речки, тоже вниз по течению). Там была своя церковь, но деревня была маленькой — дворов четырнадцать, поэтому своего попа не было. Приходили из расположенного километра за три от Елатменки товарищества Березовка, как тогда называлась деревня, на юге от Елатменки через перевал у речки (тоже Кызыл, но в несколько раз полноводней нашего Кызыла, поэтому его иногда называли Мокрый Кызыл). Там проживало несколько семей детей и внуков Ронжина Евстигнея. Название Березовка деревня получила, потому что через широкий Филиппов овраг на самом перевале, на небольшом участке росли невысокие березы. Там все и резали ветки на веники для бани. Маленьким бывал и я там, рослые парни и девушки играли там хороводы, может быть как раз на праздник – троицу.

На троицу скашивали траву вокруг церкви  и разбрасывали ее внутри самой церкви. Во время богослужения приятно пахло. В церковь приходили все нарядные, особенно, конечно, девушки. Парни наши, стоящие впереди женщин, оглядываясь назад, разглядывали пришедших из других деревень. Я, конечно, тоже. Потом с попом впереди, а он метелкой из чаши освящал путь, все шли вокруг церкви. Певчие мужики пели псалмы. Приятное и незабываемое зрелище. Такое было, было…

 

Трагические тридцатые

 

Наступил тридцатый год, год тревог и неслыханных потрясений.

Это был и год моего поступления в первый класс школы. До школы я знал уже все буквы. Друг мой Гриня учился в первом классе, а я от него даже научился читать и писать. Не знал я только мягкого знака. Как-то я зашел в дом Кабанова Куприяна Андреевича, а у них был сын, мой одногодок, Мишка. Учительница Дмитровская, жившая у них на квартире, как раз разбирала привезенные книги. Я на одной из них прочитал: «Новый пут». Она меня поправила: «Новый путь».

Вот и начался в то время новый путь для многих семей деревни.

Не видел я, как раскулачивали моего деда, как его и дядю Макара увезли в ссылку. Видно, это было, как и везде, ночью, в спешке.

Страниц: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50

Опубликовано в Проза, просмотров: 87 179, автор: Kabanov (44/72)