Годы надежд и испытаний

Как-то во время грозы мы были с дедом Трушиным вдвоем. Как только громыхнет, мы оба крестимся и говорим вслух: «Господи Исуси». Он объяснял мне, что это Илья-пророк ездит на колеснице и кидает стрелы в грешников. Как тут не убоишься грозного Илью!

Как-то сходил я к деду Василию, и там с меня дядя Макар машинкой снял мою шевелюру, похожую на соломенную крышу. Прихожу домой. Мать, стоя  на лестнице, мазала глиной дом. Я показал ей свою голову. Мать стала слезать и ругаться с намерением, сделать мне выволочку. Но когда я сказал, что меня постриг дядя Макар – у матери отпало желание наказывать – дядя Макар был для нее авторитет, как и дед Василий. Но все же поворчала, что де в церковь нельзя гололобому ходить, пока не подрастет волос:

– Теперь будут ребятишки тебя дразнить: эй, татарин гололобый!

И оправдались ее слова. Вскоре пробежал мальчишка с копной, цвета овсяной соломы на голове, волос и, глядя на меня, пропел:

– Ты татарин гололобый, не ходи нашей дорогой, ходи барской, лоб татарский!

В то время, да и не только в то время, все татары стригли и брили головы. А попробуй пройди без пояса – любой старик заметит, почему ходишь без пояса, как татарин. А если здраво рассуждать, татары хорошо делали, что брили головы: ведь на голой голове вши-то не водились, как у русских с копной волос и длинной бородой. Да что говорить о штанах да рубашках, когда в узелке гайтана, висящего на шее, водились вши. Да и как им не водиться, если и днем,  и ночью спишь в одном и том же. В лучшем случае раз в месяц прожаришь свою одежду в бане на перекладине над каменкой и снова надеваешь ее. Редкая смена белья мало помогала. Поэтому вшей хватало. Женщины приходили друг к другу и «искались» в головах, уничтожая на гребешке паразитов. Это зимой, а летом было много работы в поле и дома, поэтому не до этого «удовольствия».

Бани были около речки, топились по-черному. Хотя я был еще маленький, но и мне приходилось топить баню соломой. Помоешься (а голову мыли щелоком, приготовленным из залитой кипятком соломенной золы), выходишь в предбанник, стоишь на соломе, а мать тут же тебя из ведра окатит водой, принесенной из речки, хоть зимой, хоть летом.

В те годы в деревне никакой полиции или милиции не было. Был самосуд. Как-то стоим с пацанами (мне было, наверное, лет пять) – идут два мужика и держат за концы большую палку, к которой, посередине, привязан за руки Герасим Бабкин. За ним, позади, несколько человек и, вроде, все должны были ударить его по спине другой палкой, так мне показалось. Оказывается, он забрался в огород за медом, где стояло несколько ульев. Видно, попался, попытался спрятаться, поэтому и убежал к Крестовой горе, на склоне которой росло уже высокое просо. Оттуда мужики и привели его в деревню. Не сладок оказался чужой мед. Так в те годы совершался истинно народный суд. После такого суда вряд ли захочешь стащить у кого-нибудь, хотя и плохо лежит.

По ночам ходил по улице и шумел боталом, им самим сделанным, Пимон Михайлович Ронжин, человек безродный и, вроде, чуть дураковатый. Взрослая молодежь его дразнила. А однажды, когда он заснул днем (ночью-то ходил по деревне) на крыльце дома Кабанова Куприяна Андреевича (у которого он и питался). Молодежь облила его холодной водой. Потом самим пришлось убегать от него по огородам врассыпную.

Через дом от нашего, был проулок. А мой дружок Гриня жил на нижнем порядке на углу проулка, по которому проходил небольшой овражек, заросший травой. Там во время сильного дождя всегда начинал бежать ручей. Вот мы с Гриней руками и делали из грязи запруду. Если прорывало, то снова. От грязи   на руках и ногах появлялись цыпки. Ведь в те детские годы мы не знали никакой обуви. Только зимой надевали валенки. Обычно на ночь мать намазывала их кислым молоком. Сперва подерет, поскулишь, что больно, а наутро, если опять пойдет дождь, снова идем строить свои пруды.

В конце великого поста обыкновенно все ходили на исповедь к попу. Ходили и мы, пацаны, но не по одному, как все взрослые, а по два-три человека. Мы ходили с Гриней. Поп (у нас его называли батюшкой) задавал вопросы: не ругался ли матерно? Отвечали – нет. Слушались ли отца с матерью? – Слушались. Не воровали ли чего-нибудь? Тоже – нет. Не курили ли? Однажды ответ был положительным. Мы признались, что курили траву, а не табак. Батюшка нам и говорит:

– Все равно грех, за это будете неделю, каждый вечер, молится десять поклонов и вам Бог простит.

Потом мы клали на аналой медный пятак, до этого  зажатый в руке, и уходили на улицу, где ждали следующие пацаны.

И вот, помню, пришла долгожданная пасха. Ходили с Гриней по родным — «христосовались», получая крашеные яйца. Набиралось их много. Мы даже стукались яйцами, у кого яйцо разбивалось, тот отдавал его «победителю».

Страниц: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48

Опубликовано в Проза, просмотров: 97 001, автор: Kabanov (44/72)