Годы надежд и испытаний

Теперь почти у всех наших солдат появились часы.  Нас было уже семь человек в расчете, и на посту теперь стали стоять ровно по два часа. А раньше, бывало, стояли кто как – часы-то были только у командира роты. Как-то отстоял свою смену, бужу в землянке своего сменщика – армянина, небольшого роста, фамилию запамятовал. Я еще вроде даже не успел уснуть, он уже будит украинца Доценко. Тот вышел, посмотрел на небо и говорит: «Ты стоял по армянским часам. Как вот эти звезды  (стожары) дойдут до верхушки сосны, тогда разбудишь». Сказал и опять залез в землянку. Через малое время, тот опять будит Доценко, хотя звезды не дошли до положенного места. Тот снова стоит на своем. Ни армянских, ни русских часов не было.  иногда по два раза отстоим на посту, а ночь все не кончается.

Получить письмо на фронте, даже от малознакомого человека – большая радость. Читаешь его, как будто ты слышишь голос написавшего, мысленно переносишься туда, к нему и на время забываешь, что ты на фронте. Кажется, что ты там, рядом с ним. Если только не пролетит  снаряд и не напомнит, где ты находишься. Многим я писал, и мне тоже писали. Но обычно недолго. Получишь одно-два письма и молчок. Писал я и за других, неграмотных солдат. Один азербайджанец очень хотел переписываться с москвичкой, а по-русски хорошо не мог выразить свои мысли, вот я ему и помогал.

Как-то раз получил письмо и от Соловьева, того самого тайного агента НКВД, с которым служили в Баку. Он обещал прислать мне написанную им книгу «Сестры». Но потом почему-то замолчал.

Друг Алексей Вавиленко, прислал письмо из Баку. Он писал, что женился на бакинке.  Потом перед самым концом войны он сообщил, что ему присвоили офицерское звание.

Отвечая на письма, надо было быть осторожным. А иначе цензура на ППС (полевая почтовая станция) все замажет. Поэтому я не писал, где нахожусь, а писал только, что позади такой-то город. Так что примерно о месте моего пребывания можно было узнать.

Все годы войны немец сбрасывал нам разные листовки. Были и такие: наверху, где наши обычно писали «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» столбиком была расшифровка букв СССР: смерть Сталина спасет Россию. В одной листовке были данные о потерях под Харьковом: в одной колонке – наши, в другой – немецкие. Разница была громадная. Потом Хрущев в докладе о культе личности Сталина подтвердит немецкий вариант.

Наши тоже бросали листовки. Однажды наш кукурузник, вероятно по ошибке, сбросил кипу листовок, предназначенных для оккупированных жителей, около нашей землянки. А если бы это были не листовки, а бомбы!

И вот стою вечером на посту и вижу в стороне Берлина много разрывов снарядов. Я удивляюсь, почему эти разрывы, ведь Берлин наш. И тут выбегает из землянки командир батареи и громко кричит:

– Тревога!

А раньше, при появлении самолета, кричали: «Воздух!» Я мигом в свою землянку и тоже кричу: «Тревога!» и слышу голос командира:

– В честь окончания войны, угол [такой-то], направление [такое-то], огонь!

И пошла пальба. Рядом был аэродром, там тоже стреляли из всего, что было. Потом командир приказал:

– Отставить!

А рано утром все повторилось. Это было четвертого или пятого мая.

Был у нас солдат Анатолий Воронин. До нас он участвовал в боях за Ржев, который переходил из рук в руки не раз. Там было столько убитых с обеих сторон, что даже перемирие устраивали, чтобы убрать убитых. В газетах об этом, конечно, не писали. Воронин там был сильно напуган. Чтобы его разбудить, кричать было бесполезно. Надо его стукнуть чем-нибудь порядочно, тогда он вскочит, глаза вытаращенные, дрожащие руки подняты вверх. Потом поймет, кто перед ним, и успокоится. Когда вечером дали первый салют, он спал спокойно. Так наш Воронин первый, такой долгожданный салют проворонил.

И снова в путь, но уже обратно, по той же дороге в Польшу, в портовый город Кольберг (потом Колобжек). Здесь из нашего полка сделали два отдельных дивизиона. Наш, 972-й, отправили на остров Борнхольм, а другой дивизион остался в Польше. Командир полка Сазонов и комиссар, построив нас, поблагодарили за все военные дела и, расцеловав нас всех, хорошо попрощались с нами. Начинал наш командир полка три года назад капитаном, а вырос до полковника.  За взятие Рославля нашему полку было присвоено наименование «Рославльский полк РГК». 

Погрузились на пароход, но капитан половину людей не взял, сказав при этом:

– Война кончилась, вы живы остались, а в море еще немецкие мины. Жалко мне вас, потом почистят мины, и вы прибудете на остров живыми.

Страниц: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48

Опубликовано в Проза, просмотров: 97 000, автор: Kabanov (44/72)