Годы надежд и испытаний

В первый день меня в армию не взяли, велели прийти через два дня. На этот раз я решил ночевать прямо в клубе, на стульях, и, кажется, не один. И снова не взяли, опять сказали – через два дня. И на третий раз не берут. Команда уходит за командой, а про нас как будто забыли.

Мы слышали, что третий эшелон будет последним. Толпилось нас около здания с десяток парней, таких же «забытых», как и я. Вышел лейтенант, мы все к нему с вопросом:

– Почему не берете в армию?

Лейтенант:

– Вы все желаете? Сейчас узнаю.

Потом вышел и спрашивает:

– Кто желает в армию?

Тут все назвали свои фамилии. Он переписал и ушел в здание. Когда снова появился, сказал:

– Ваша команда семьдесят шестая. Как будет команда, строиться колонной.

Тут мы, конечно, чуть ура не гаркнули. Все заговорили. Видно, все эти парни были в таком же безвыходном положении, что и я. А не брали, наверное, потому что у всех была биография замарана, как и моя. Иначе говоря, считали нас не благонадежными.

И вот, после бани, вокзал. Сколько народу провожающего! Всем, кто жил с родителями, что-то несут поесть на дорогу, некоторые отказываются. А я стою, смотрю и думаю, глядя на них: «Ну, догадайтесь, отдайте мне, раз он отказывается». Когда ко мне пришла Ксеня, было уже поздно, поблизости все уже  раскупили.

Глядя на море провожающих, невольно меня брала тоска и зависть – моих-то родных – никого. И вот последний прощальный поцелуй и наш поезд тронулся. Вдогонку тысячи машущих рук отъезжающим, будущим солдатам, крики добрых пожеланий и слезы многих матерей. Глядя на удаляющийся город, мое сердце вдруг почувствовало, что я покидаю этот город и все, что было в нем, навсегда.

Учитель туркменского языка объяснял нам, что по-туркменски Ашигабад означает – город первой любви. Прощай, мой Ашхабад! И так все эти проводы меня расстроили, что я уткнулся в вещь-мешок, в котором лежала старая телогрейка, накануне присланная дядей Макаром, заливая слезами эту импровизированную подушку.

Армия и начало войны

По пути в Красноводск на одной остановке мы, новобранцы, взломали дверь (продавец закрылся) и купили хлеба. В порту нас накормили, и на пароход. Утром – Баку. И опять нашей десятке мученья. Все команды с утра ушли, уже вечер, а мы торчим на пристани. Отойти и что-то купить – нельзя. Наконец, подходит старшина и спрашивает:

– Хотите служить в зенитчиках?

– Да где угодно, только забирайте!

В канун седьмого ноября ночью была репетиция парада, в котором мы должны были участвовать. Нас возили к месту репетиции на машинах. Почему-то несколько раз останавливались. Во время одной остановки мы, несколько солдат, слезли с машины. Увидели рядом раскрашенные ворота парка, за ними парковые диваны, залегли на них и… уснули. Я проснулся от стука замка, с которым, вероятно,  сторож шел закрывать ворота. Быстро всех разбудил, и, только забрались на машину, колонна тронулась. Вот тут все и ужаснулись – а если бы проспали! В армии всего неделю, город большой, мы его не знаем, пришлось бы ночевать, скорее всего, на гарнизонной губе. А что было бы потом, трудно было даже представить.

Повторилось то, что было со мной в детстве в деревенской церкви. Видно, мой ангел-хранитель следит за мной неусыпно.

Отшумел праздник, и мне сказали, что я зачислен в полковую школу, где учат на сержантов, вернее, хорошо мучают, а в срок службы этот год не входит. Что делать, как избавиться от этого? Решил, если в армию не хотели брать, то уж на командира меня тоже нельзя допускать. Значит, в штабе обо мне не знают. Они, оказывается, знали одно: в роте я был самым грамотным, а были и такие, что и расписаться-то путем не могли.

Выбрал я момент и политруку роты рассказал, где находится мой отец, и что у матери есть еще трое детей, и что мне надо скорее отслужить и помогать матери.

Дня через три мне сказали, что из списков меня вычеркнули. Конечно, не из-за моей просьбы о том, чтобы скорее  отслужить, да помогать матери. Ура! Отец мне помог, хотя и был в Архангельской области.

Перед зимой наш взвод, отправили на остров Нарген, в двенадцати километрах от Баку на смену другого взвода. И землянки, и пулеметы – все в земле, сверху не видно.

Перед самой войной были стрельбы по рукаву, который в воздухе таскал за собой самолет. Первый стрелял мой напарник, я держал по курсу палочку прицельного визира. При этом я повернул голову, чтобы посмотреть на самолет. Начальство это увидело. Когда отстрелялись, на меня набросились – зачем я головой вертел. Командир полка объявил мне пять суток ареста. Подошла моя очередь стрелять и комиссар не нашего батальона мне говорит:

– Ты не волнуйся, попади в рукав, и мы его самого посадим на губу.

К моему счастью из шестидесяти патронов четыре поразили цель, и тот же командир полка сказал:

– Снять арест, объявить благодарность.

Страниц: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48

Опубликовано в Проза, просмотров: 97 307, автор: Kabanov (44/72)