Годы надежд и испытаний

– Пошла коза поесть травки и приказала козлятам – никому дверь не открывать. А когда пришла и около двери говорит: «Козлятушки, молятушки, отопритеся, отомкнитеся, ваша мать пришла, молочка принесла». И козлятки отомкнули дверь. Насосались козлятки, и коза опять пошла травку щипать. Но за углом стоял серый волк и слышал, как коза просила козлятушек открыть дверь. Как только ушла коза, серый волк к двери и пропел как коза. Но козлятки сказали: «Слышим, слышим. Не маменькин голос». И не пустили волка. Тогда волк пошел к кузнецу и говорит: «Кузнец-молодец, откуй мне язык, чтобы он был как у козы». Отковал кузнец волку язык и пошел он к козлятам и опять пропел, как коза пела. Но козлятки сказали, что это не маменькин голосок. Заплакал волк от досады и ушел в поле. Вот и сказке конец, а кто слушал – молодец.

Горка обрадовался, что волк не съел козлят, а Афонька, глядя на него, тоже заулыбался, моргая глазенками.

Почти каждую весну я выливал сусликов для бабки Амосихи. Ей для лечения нужен был жир суслика. Весной на буграх снег растает, суслики выходят на волю, а в лощине еще тает снег и стоит вода. Вот эту воду и наливаешь в нору. Оттуда раздутый от выпитой воды вылезает суслик. По голове его палкой, шкуру – на согнутую хворостину.

Дядя Кондратий работал кольцевиком (что-то вроде почтальона). У него была боевая винтовка. Однажды он выстрелил в свой воротный столб и не пробил его. Ездил он  в Раевку, по-видимому, возил туда и оттуда какие-то ценности. Может через год после смерти  тети Тани, дядя с детьми уехал к новой жене, вроде, в Раевку. Больше я его не видел. В его дом временно поселилась семья дяди Евстигнея, сам тогда он был в Сибири.

Где-то в двадцать шестом году сосед наш Солдатов Мартьян (или просто Мартян) женил старшего сына. А брал он мордовку не нашей веры. И вот в роднике, что около моста, ее крестили. Собрались любопытствующие посмотреть доселе невиданное. А без нас, пацанов, такое зрелище никак не обойдется. Была она в белой рубашке. Зашла в родник, поп и несколько мужиков пропели трижды (а младенцев трижды погружают с головой в купели):

– Елице во Христа креститеся, во Христа облекусися, аллилуйия.

И стала она кулугуркой, как тогда называли людей нашей веры.

На свадьбе Мартян показал свой танец: ложился животом на пол, руки и ноги в сторону, стукал ими по полу, крутился на животе как юла и что-то мурлыкал.

До организации колхоза под его руководством из нескольких семей было организовано товарищество по обработке земли (ТОЗ). Был у них трактор американский Фордзон. Помню, что стоял он во дворе Мартяна. На нем каждое утро, прицепив телегу к трактору, члены товарищества уезжали в поле. Кто был трактористом мне уже неведомо. А про Мартяна люди сочинили частушку и распевали:

– Если б не было зимы – не было б мороза, если б не было Мартяна – не было б колхоза.

Любил дед Мартян выпить. Украдет у своей Пашеньки мотушку  шерстяных ниток и ходит навеселе. Или кусок мяса под мышку и к шинкарке за бутылкой. Однажды таким образом он изрядно напился и уснул. Досужие парни ножницами отстригли его пышную, широкую как лопата бороду. Потом вся деревня потешалась над ним.  Ему было не до смеха – пока борода не отрастет, в церковь ходить было нельзя. Вот такой был у нас когда-то сосед.

Новая жизнь

В самый сенокос тридцать пятого отец вернулся домой, отбыв ни за что полученное наказание. Скирдовали сено в колхозе. Я был там, на таборе, около отделения совхоза Зеленый клин.

Немного погодя, отец, наконец, вырвался и уехал в Туркмению. Там он стал работать в пекарне. Через год он приехал за нами, и в тридцать шестом, второго октября мы покинули свою малую родину. Я считаю ее мачехой, так много и долго страдали, голодовали, сколько было пролито слез! И за что!

На узловой станции Кинель через двое суток прицепили к товарному поезду четыре пассажирских вагона для семей с детьми. Остальные ехали в телячьих вагонах. Поезд этот тогда называли «Пятьсот-веселый имени Горького».

Поднялись со своих мест сотни, а может быть тысячи таких же, как и мы, обездоленных, униженных. И двинулись они в теплые и хлебные края. Главным было то, что там  некому было (как нам показалось) издеваться над людьми. Такое ощущение было, как будто попали в другую страну, нами невиданную и неслыханную.

В городе Мары в одном дворе жило много наших деревенских. Здесь была Дуся Егорова с мужем Аникой Балашовым. У них же жил Гриша Егоров. В другой квартире – его сестра Фроня. С нами жил дядя Ваня. Дядя Макар в это время жил недалеко, в городе  Байрам-Али. Тут уже жил Царьков Василий. По два, по три человека, семьями стали прибывать из разных мест России. Из нашего рода в деревне осталась только семья дяди Харитона.

Страниц: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48

Опубликовано в Проза, просмотров: 96 982, автор: Kabanov (44/72)