Годы надежд и испытаний

 Самый рьяный подручный у Ильи был Бабкин Петр. У него была малокалиберная винтовка. Ходил он по деревне и стрелял голубей. Не для дела, просто так, как мальчишка, стреляющий из рогатки. Однажды он в чужом огороде на моих глазах выстрелил в собаку, бежавшую по своим делам. Она громко завизжала, убегая от инквизитора, за ней кровавый след стелется, а он стоит и улыбается, радуется, что сумел попасть. Он знал, что за собаку хозяин не осмелится его ругать или что-то с ним сделать. Чувствовал себя хозяином деревни. Потом, лет через пять, гуляя в компании четырех мужиков, он о чем-то повздорил с ними. Сходил домой за винтовкой. С улицы в окно выстрелил, но попал не в того, в кого хотел (Алпаева Антона), а в Солдатова Константина. Получил за это десять лет. А в войну этот бандит в штрафной роте канул в вечность. А уж таких Верховный главнокомандующий (да и не только он) нисколько не жалел. Им давали такие задания, из которых оставались только счастливчики или, как говорят, те, кто «родился в рубашке».

Хорошо помогал в раскулачивании и Вдовин Нимнон. Отец и другие его называли Нимношка. Залив глаза, он даже своего тестя Трушина Макара пришел раскулачивать. Интересно, как он смотрел в глаза своей жене – дочери Макара и своим двум девочкам – его внучкам, когда пришел домой после содеянного? Видно, очень много винного тумана было в его голове. Да недолго ему пришлось заливать свои глаза: где-то в тридцать пятом году, придя домой из бани, выпил целый стакан (думал, что водка) соды, с помощью которой варят мыло. Таким образом, бог прибрал к себе обоих братьев.

Кабанов Петр Нефедович  (он приходится дядей Афанасию и Георгию Кабановым) тоже участвовал в раскулачивании. Но и ему мало, по сравнению с его дружками, пришлось ему довольствоваться водкой. Как-то пришел домой, видимо, много хватил зеленого змия и упал на пороге своего дома, да так, что больше и не встал. Одного Илью Бог пока щадил, не наказывал за обильные слезы и страдания стольких людей.

Тетя Галя с сыном Иваном после раскулачивания свекра (самого свекра я не помню, возможно, дядя Семен один командовал всем своим хозяйством) поселились жить на той стороне речки, а дядя Семен уехал с тетей Нюрой и ее трехлетним сыном Иваном в Мары к дяде Макару. Там жила уже вся семья Тамоновых (как их в деревне называли).

В тоже лето, невесть откуда, приехала в нашу деревню новая, невиданная нами, автомашина – полуторка. Крутились возле нее, разглядывая, и стар, и млад. Мы, трое, даже залезли в кузов. Потом шофер поехал в сторону деревни Боклы, и мы решили прокатиться.  Минули Боклу, шофер выехал на большак через Верблюжий дол (он здесь вливается в речку) и повернул в сторону Стерлитамака. Проехали деревню Соколы эстонские, поднялись на возвышенность и только тут мы решились спрыгнуть с машины. Ума ни у кого не хватило просто постучать по кабине и сказать, чтобы остановился. Я спрыгнул позади машины, считаю «удачно», так как проехал по дороге так, что только порвалась рубашка на локтях и запеклась кровь. Но это не омрачило наш восторг от поездки. Когда мы стояли в кузове у кабины, мы смотрели на других пацанов свысока – пусть нам завидуют. Мы и не горевали, что теперь придется топать пешком, а босиком-то три километра совсем не трудно, да еще напрямую через деревню Подгорную.

Сразу же по пути попалось пшеничное поле, на котором росла дикая морковь, как раз она была еще молодая. Стебли, снимая кожицу, ели, а саму морковь с нежной белой мякотью, складывали за пазуху (карманов-то пацанам не шили), чтобы принести домой. Наша добыча пришлась всем по вкусу.

Ранней весной обычно ходили в тот колычек, где  в ночном пасли лошадей, ели там дикарку, кислятку и щавель. Но щавель там рос размером меньше, чем обычный. А еще поедали желтые и довольно вкусные цветы чилиги. Пока она цвела, мы ежедневно «паслись» в ее зарослях по овражку в переулке через дом от нас.

В том же году, осенью, Кожевников и в избенку к нам решил наведаться. Видно не на что было выпить, а очень хотелось. Шарил по углам в доме, по корчагам и горшкам и даже проверил печурки, где обычно сушат мокрые детские пеленки, а зимой варежки и  рукавицы. Но не улыбнулось ему счастье, со злым лицом он ушел восвояси. Поистине, ходил по деревне как полицай в Белоруссии во время войны. Но позднее он снова решил заглянуть к нам. Дядя Ваня увидел его, быстро взял топор и встал с ним  в сенных дверях и сказал:

– Не подходи, уйди от греха, иначе зарублю.

Видимо трезвый был, струсил полицай, ушел туда, откуда пришел.

Зимой, взяв санки и кое-какие тряпки, отец с дядей Ваней отправились примерно за сто километров в село Усень-Ивановское Белебеевского района, чтобы обменять эти тряпки на муку или хлеб. Хоть пешая дорога и дальняя, но они привезли муки. А летом уже тридцать третьего ходили с отцом в село Ново-Константиновка и обменяли, кажется на мельнице, тоже на муку новые кожаные сапоги когда-то купленные отцом для меня. Они были большие мне и я их даже не мерил никогда.

Страниц: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48

Опубликовано в Проза, просмотров: 97 018, автор: Kabanov (44/72)