Годы надежд и испытаний

На большие праздники – крещение, пасху, троицу – приходили люди из деревеньки Подгорной, которая находилась в километре от Елатменки с правой стороны речки, вниз по течению. Там было шесть-семь домов. Приходили и из Боклы (деревня в двух километрах с левой стороны речки, тоже вниз по течению). Там была своя церковь, но деревня была маленькой — дворов четырнадцать, поэтому своего попа не было. Приходили из расположенного километра за три от Елатменки товарищества Березовка, как тогда называлась деревня, на юге от Елатменки через перевал у речки (тоже Кызыл, но в несколько раз полноводней нашего Кызыла, поэтому его иногда называли Мокрый Кызыл). Там проживало несколько семей детей и внуков Ронжина Евстигнея. Название Березовка деревня получила, потому что через широкий Филиппов овраг на самом перевале, на небольшом участке росли невысокие березы. Там все и резали ветки на веники для бани. Маленьким бывал и я там, рослые парни и девушки играли там хороводы, может быть как раз на праздник – троицу.

На троицу скашивали траву вокруг церкви  и разбрасывали ее внутри самой церкви. Во время богослужения приятно пахло. В церковь приходили все нарядные, особенно, конечно, девушки. Парни наши, стоящие впереди женщин, оглядываясь назад, разглядывали пришедших из других деревень. Я, конечно, тоже. Потом с попом впереди, а он метелкой из чаши освящал путь, все шли вокруг церкви. Певчие мужики пели псалмы. Приятное и незабываемое зрелище. Такое было, было…

Трагические тридцатые

Наступил тридцатый год, год тревог и неслыханных потрясений.

Это был и год моего поступления в первый класс школы. До школы я знал уже все буквы. Друг мой Гриня учился в первом классе, а я от него даже научился читать и писать. Не знал я только мягкого знака. Как-то я зашел в дом Кабанова Куприяна Андреевича, а у них был сын, мой одногодок, Мишка. Учительница Дмитровская, жившая у них на квартире, как раз разбирала привезенные книги. Я на одной из них прочитал: «Новый пут». Она меня поправила: «Новый путь».

Вот и начался в то время новый путь для многих семей деревни.

Не видел я, как раскулачивали моего деда, как его и дядю Макара увезли в ссылку. Видно, это было, как и везде, ночью, в спешке.

После того как выслали деда Василия и дядю Макара, младший – дядя Ваня стал жить у нас, а уже полуслепая жена деда Василия, бабка Анна – у дяди Харитона.

Как-то я был у дедова дома, когда его уже разбирали, чтобы увезти в райцентр Киргиз-Мияки. Один мужик другому говорит:

– Может быть, найдем тут спрятанные золотые монеты.

Вот для этого, видно, и придумали власти этот «новый путь».

Раскулачивали самых работящих. Чем могли угрожать новой власти такие люди?

Видел я, как у Кабанова Харлама, свекра крестной Гали, гусеничный трактор без кабины (американский), пятясь задом, ломал столбы. Когда-то мы с отцом у Харлама делали подсолнечное масло. Потом ели теплую колбу. Шелухой от семечек зимой топили голландку при помощи форсунки, сделанной отцом из жести.

Когда раскулачивали Ронжина Федота Гавриловича (их семью в деревне называли Гаврилины) я был у них во дворе. Здесь жил в зятьях брат бабки Анны – Григорий Солдатов. Из их дома выносили все вещи и складывали в повозки. Один мужик вынес клешню от хомута и спрашивает у другого, надо ли это. Тот сказал, что в колхозе все пригодится. Самого Федота Гавриловича сослали в ссылку на три года.

Рядом с Гаврилиными у проулка жил Кадысев Анисим с семьей. Их тоже с сыном Аверьяном, снохой Васеной и четырьмя детьми отправили в ссылку на три года. Дом у них был большой, а по карнизу были узоры («верюльки» как в деревне говорили). Наверное, из-за них-то и раскулачили.

Аверьян или, как его просто звали, – Вирьян был немного дураковат что ли. В молодости его же сверстники уговорили привязать к рукам легкие липовые лубки[13] для крыльев. Залез он на поветь около сарая на высоту метра четыре, прыгнул и замахал лубками-крыльями. Прыгнул, и, конечно, не полетел, а просто грохнулся на землю. После этого сам он получил кличку «Вирьян-лубочные крылья», а дети стали «лубочки». Этот «Вирьян-лубочные крылья», когда уезжал вместе с другими деревенскими на фронт сказал:

– Я воевать не стану, сразу сдамся в плен.

И пропал Вирьян бесследно. Может быть, и вправду, сдался в плен, а может, за его слова свои же и расстреляли или перед фронтом немецкая авиация разбомбила эшелон с новобранцами, что, конечно, бывало. Кто знает! Как старики говорили, – одному богу известно.

Страниц: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48

Опубликовано в Проза, просмотров: 96 979, автор: Kabanov (44/72)